— Железо кричное твоим словом тоже скупаем, запас уже большой, в Устюжне по большей части. Олово через Тверь идет, тоже копим.

— А медь?

— Как ты повелел, пушнину продаем только за медные деньги, порой бочками грузим.

У нас тут средневековье, деньги покамест товарные. То есть монеты идут по цене металла, до обеспеченных или, того паче, фиатных денег, как до Луны. Потому мы фактически продаем пушнину по бартеру на медь. Ничего, вот разведают мне чехи медные пески под Чердынью, поставят медеплавильный заводец, будем меха за золото продавать.

— Запасы полнятся, отпуск на Пушечный двор по заведенному порядку идет.

Накормил меня Ховрин от пуза, обсудили мы все наши коварные замыслы, да и пошел я в свои хоромы. Волк, как обычно, сзади-справа, а больше нам в Кремле никто и не нужен, рынды стулец мой в думной палате стерегут. Кстати, как они там, надо проверить — солдат без дела преступник, как известно, а молодые балбесы бог весть до чего додуматься могут.

Ну так они и додумались.

Приложил я палец к губам, Волк кивнул что понял, тихо разогнал служек с дороги. Подкрались мы к дверям думной палаты на цыпочках, прижал я ухо шпионским манером к двери…

— Сей же Темир-Аксак нача многи рати творити и многи брани воздвиг, многи победы учинил, многие полки супротивные одолел, — размеренно звучал голос Стриги-Оболенского.

Это что же, они там книжки читают???

— …многи области и языки попленил, многи княжения и цесарьства покорил под себя. Цесаря турского Баязета полонил и цесарство за ся взял. А се имена тем землям, еже бо попленил Темир-Аксак: Чагадай, Хорусани, Китай, Синяя Орда, Шираз, Багдад и Вавилонско царство, идеже был Навуходоносор…

Точно, повесть о Тамерлане. Не дай бог, еще и конспектируют.

По жесту Волк открыл дверь и пропустил меня в палату.

Не ждали. Или немая сцена из «Ревизора» — таки да, вытащили из книжной палаты повесть и читают вслух. Все тут, Образец-Добрынский, Гвоздь-Патрикеев, Басенок, Пешок-Сабуров и… и царевич Мустафа. Так-то он давно с Образцом сдружился, однолетки, но чтобы в чтениях участвовать…

Стрига соскочил с лавки и вытянулся почти во фрунт, безуспешно пряча книгу за спиной. Вскочили и остальные, кое-кто даже покраснел.

— За то, что книгу без спроса взяли, накажу, — рынды понурили головы, — за то, что сторожу не выставили и дали себя врасплох захватить, накажу вдвое. Особенно — Гвоздя, как старшего.

Они переглядывались с видом «вот влипли» и, похоже, проклинали тот момент, когда им взбрела в голову идея с чтением.

— А вот за то, что дурью не маетесь, а книги читаете, хвалю. Дело полезное, благоугодное. Впредь разрешаю. Чего уже успели прочесть?

— Задонщину, — облегченно начал Стрига, — повесть о нашествии Тохтамыша, Стефана Новгородца хождение, Александрию, князя Михаила Тверского житие, сказание о Довмонте…

Неплохо, в основном военно-исторические сочинения. Интересно, это от нечего делать они читать взялись или на меня насмотрелись и приняли как новую модель поведения?

— Вольно, разойдись.

Рынды подались на выход, Стрига понес книгу на место, остался только Мустафа.

— Не скучно?

— Не-ет, — широко улыбнулся царевич. — Наоборот, новое знать люблю.

Это хорошо. Может, мне для рынд особую школу открыть? Эдакий Пажеский корпус? Не все же писцов готовить, надо и военную верхушку тоже.

— Что из Казани пишут?

— Отец спрашивает, когда вернусь.

— Через год, как договаривались.

Мустафа понимающе смежил веки.

— Еще пишут, что новый город отстроили, слава Аллаху. Торговля хорошо идет, много товара по Волге и вверх, и вниз везут. Пасеки ставят, как твои люди научили.

Год в Москве и уже так хорошо говорит по-русски — если бы не скулы и чуть раскосые глаза, вполне сошел бы за владимирца или нижегородца.

— И что муллы и улемы язычников к вере Пророка, да благословит его Аллах, приобщают.

Да, знаю, но приобщают, в основном, силой. Так что надо нам с крещением поднажать, добром и лаской оно вернее, да уж больно долго.

— И что Сеид-Ахмет набег делал, но его с большим уроном отбили. А Кичи-Мухаммед на кочевья Сеида напал.

А вот это хорошо, все в степи заняты друг другом и им пока не до нас.

[i] Бурмицкое зерно — жемчуг из Индийского океана

Глава 8. Второе казанское взятие

Чебоксарь-городок еще строился, сотни две черемисских татар[i], нанятых на городовое дело, копали ров, ставили и забивали толченой глиной клети в основание вала. Сам торговый двор светлел недавно срубленными городнями под островерхими кровлями и я, глядя из-под ладони на это мельтешение порадовался, насколько быстро взялся за дело Ермолай Шихов, Андреев сын. Впрочем, ничего особенно удивительного тут не было — дай человеку возможность поработать на себя и он горы свернет.

Торговую факторию я отдал Андрею и он напряг все свое купеческое семейство — заготовили лес, наняли мастеров, но, что особо пришлось мне по сердцу, договорились и с местными старейшинами и князцами. Не примучивали, а платили за работу и потому городок вокруг детинца-фактории рос быстро. Ну и торговали Шиховы с местными — стеклом, устюжскими железными изделиями, да много еще чем, а закупали покамест воск да мед. Нормальный обмен высокотехнологичной продукции на сырье, только так и надо.

— Чалку давай!

У свежих вымолов кидали широкие сходни с лодей, что одна за другой вязались к поставленным торчком бревнам. На носу каждой, у накрытого попонами или кошмами и плотно увязанного груза остались по два ратника, прочие же занялись подготовкой стоянки, а старший комсостав чинно двинулся на молебен.

Ошибиться с направлением никак невозможно — над частоколом виднелся скромный деревянный крест церкви во имя Введения Богородицы, единственного храма на пятьдесят верст вокруг.

— О Пресвятая Владычице Богородице, преблагословенная Мати Христа Бога, Спасителя нашего… — рокочущим баритоном вел службу поп Яков, сын Мизинов, рослый вопреки своей фамилии и молодой вопреки моим ожиданиям.

Яков тут не просто службы ведет, он, как и Савватий в Устюге тут и комиссар, и прокурор, и княжий доглядчик. Но самое главное — он прельщал местных сувар в православие, причем ему настрого заказано крестить силой и тем более совершать разорять на священные места. То же самое я втолковывал Шихову, когда отправлял его сюда:

— Покажи людишкам, в чем их выгода, так они сами придут. Землицу покупай или выменивай, ни в коем случае не отбирай! Дома строй с трубами, живность заводи, курей, коз, пусть видят, что православные богаче живут.

— А коли нападут пограбить?

— Тут ты в своем праве, отбивайся. Договорись со старейшинами — пусть заложников дадут, но держи их свободно. Еще пришлю тебе бортников, кто умеет новые ульи ладить, чтоб научили суваров.

— И без того меда довольно.

— Пусть больше будет, продадим, — ответил я на незаданный вопрос. — Амбар свечной поставь, чтобы не воск, а свечи возить. Ну и от податей я городок на десять лет освобождаю, вот обельная грамота.

Ермолай принял с положенными словами благодарности.

— А еще присматривай, где ставить поташные и дегтярные заводцы. Хлеб же покупай у суваров по доброй цене, не жадничай, лучше сейчас полушку переплатить, чем потом рубль потерять, воюя с местными.

Вот Ермолай с Яковом и развернулись. И точно так же развернулся младший Бибиков, отстроивший городок в Цикме[ii], тоже на берегу Волги. А учитывая, что в основанный лет пятьдесят тому назад Курмыш и округу я перевел Григория Протасьевича с его людьми, волжский фланг державы прикрыт тремя крепостицами. Но пока отношения с чувашами мирные.

Строить бы да торговать, да прочими мирными делами заниматься, ан хрен — воевать плывем. И не Астрахань, как мечталось, а снова Казань. И не Улу-Мухаммеда, свято соблюдавшего договор, а его чересчур хитрожопого сыночка Юсуфа. Мальчонке сколько лет, восемнадцать? Вот и додумался, что отцу наследует Махмуд, а его номер восемь. И поднял мятеж, а судя по тому, что мятеж удачный — додумался не сам, навели на мысль те, кому Москва поперек горла. После всех метаний и скитаний внутренняя дисциплина у татар Улу-Мухаммеда ослабла, еще десять лет назад такой выверт просто бы не прошел — ну максимум отъехал бы беклярбек к Сеиду или Кичи, но чтобы резать хана?